Тыковку подарили в с. Чапаевка. Семья Кочергиных, Иван Владимирович 1933 г.р. и жена Вера Дмитриевна. Она такая красавица черноглазая! Когда уже уходили, они похвастались своим огородом и шутя так "грушу" на плетях показали. Посрывали и подарили. Меня греет. Неловко было, что сорвали для нас. Так-то они сад украшали, даже вход в дом. Я всё думала, что они быстро завянут, погибнут. Бережно в рюкзаке возила. Потом уже дома тыковка всю осень до Нового года украшала мой "кабинет" — подоконник на кухне. Невероятно густой и тёплый жёлтый цвет. (В Новый год её место олень деревянный с бубенцами занял). Всем хвасталась: "Эту тыковку мне Герой социалистического труда подарил". То есть для меня очень глубокое тёплое воспоминание о той семье заключено в этой тыковке, не она сама, конечно. Слёзы, которые старик едва сдерживал, пытаясь рассказать о детстве на оккупированной территории и в концлагере, его смех, большой специалист "резать загонки", "мазутные трактористы". Гармонист, понимаете?

И вот хозяйственный такой — всё в доме ладно, всё трудом создано. И жена улыбается и молчит, поит-кормит нас. А вот такой типаж, как в "Тихом Доне" Быстрицкая. У меня от таких аж дух захватывает.

Тыковка от Героя. Вроде в тех краях героев немало, но здесь-то их нет, ворьё одно. И вот свободой он дорожит, ни в те времена, ни в 90-е никуда не съехал.

И ещё у неё зубы белые такие, ровные. Знаю, что вставные, но качественные и без нахальства, что ли. Очень молодят, как будто её собственные. Вот бывает у стариков вставные зубы нахальные, как склабятся что ли. А у неё органичные, именно улыбается, потому что и глаза черешневые смеются. И всякий раз думаю, а сколько же они не рассказали.

И силуэт у тыковки красивый, стройный. За осень полегчала она. Понимаю, что высохла изнутри. Я её полюбила. И когда вам отдавала, про себя думала, чтобы вы ней бережно, и чтоб вернули (простите, пожалуйста, ужасный эгоизм).

А ещё вспоминаю его слова: "Здесь можно было затеряться".

Их было несколько в моем рюкзаке, какие-то осыпались и не доехали. Одну оставил, лежит теперь в ящичке с саше и личными письмами. Эти веточки подарили нам в молитвенном доме Покрова Пресвятой Богородицы поселка Акбулак.

Православного храма в Акбулаке пока нет, строят, долго строят, но пока не достроили, вновь деньги кончились, на 8-м метре от земли, как гласит объявление. Зато есть нечто удивительное. Вот идешь по поселку: все дома-саманки направо и налево, беленые, о двух-трех небольших оконца, чтоб зимой тепло не выпускали слишком: в степи на растопку дров не напасешься или торфа. И вот еще один, обычный дом. Только у него на зеленой крыше вдруг кованый крест. Это и есть храм.

Старый закрыли еще в 1934, завалили зерном. С переходом села в Оренбургскую область, вопрос о его культовом использовании был закрыт. Не берусь сказать, как долго домик этот служит в Акбулаке храмом, но видимо, уже давно: мы шли туда поговорить с настоятелем, но отца Вадима Татуся не застали, а назавтра уехали на север в сторону Урала. Вообще конечно, необычное зрелище, я такого до того не видел. За выцветшем на солнце обычным дощатым зеленым забором самодельная, битая из досок зеленая звонница высотой с садовую водонапорную башню, входишь в дом с северной стороны, внутри нас встретили две женщины из прихода, они убирались, шваброй широкие половые доски натирали, до боли напоминающие школу рыжегрунтовым масляным цветом.

Посреди храма большая круглая беленая печь. Рядом же аналой с напрестольной иконой Преображения. На стенах другие, есть какие-то редкие из домашних молельниц, с миру по нитке собранные, начала XX века на первый взгляд.

Мы попали на третий день попразднства Яблочного Спаса, на аналое цвела оазисом уложенная зелень, а еще виноградные гроздья, яблоки и даже бананы. Пока мы осматривали церковь, и перекидывались парой слов с женщинами, 4-летняя Дина все бегала вокруг аналоя и засматривалась на фрукты. Ну как тут устоять. Тем более что ребенок с яблоком в этот праздник, говорят, особенно сочетаются. Сначала все начиналось прилично, потом усилиями сердобольных смотрительниц от оазиса остались одни веточки, все мы были награждены кто освященным виноградом, кто мандарином, кто бананом, появились пакеты, и ко всему тому — вот веточки туи.

Был день, когда мы поехали далеко в степь на желтом школьном автобусе, какие ходили еще в 80-х, а может и раньше, его выпускал курганский завод, КАвЗ. От Жанаталапа вверх по пересохшим ручейкам, притокам Бурты. За рулем Виктор, немногословный, скромный, но с таким умным прищуром, разговором-прибауткой и смешливыми такими зоркими глазами. Суховатый, невысокого роста, прирожденный водитель: терпеливый, осторожный, неутомимый и находчивый. Двигатель ревел на поворотах; покинув трассу, покатили по грунтовке, перепрыгивая с ревом холм за холмом. Дорога в степи от бездорожья не слишком отличается. Встречаются немало дорог без асфальта, с насыпным покрытием в виде известняка, гальки, но там, куда мы ехали, был просто проторенный путь, где не боронят землю.

Ехали мы к святому источнику, где из-под одного холма бьет соленый-пересоленый ключ, и все там в этой жирной воде купаются, оздоравливаются и грязью натираются, кто во что горазд. Где вода выходит, там словно День Творения, зеленеет все, растения выше поднимаются, птицы копятся, вот и люди стянулись. Поодаль от этого места, наверно в километре, а может и в двух, на соседнем холме, испещренном камнями, галькой, норами, с одной нами найденной огромной барсучьей норой, — стоят, чуть покосившись, три кулпытаса — старый родовой мазар. Вот мы закарабкались на нашей желтой субмарине как смогли высоко на холм, двери облегченно пшыкнули, — вышли. В экспедиции этот день был разгрузочный.

А все-тки особое чувство посещает, когда не видишь вокруг ни души, ни ЛЭП-а, ни строеньица, когда во все стороны стелется, не засоряя горизонт зданием ли, деревом, плавно перекатывающаяся степь, как застывшее море, сложившееся первобытными движениями земли нечеловеческой силы и размаха. Где владычествует, не встречая сопротивления, крепкий ветер — там гордо стоят эти намогильные знаки, усыпальница рода, без всяких оград.

Я подобрал камешек на холме, красноватый, странно так перевитый черной жилкой от какого-то в древности засохшего растения. В нем словно замерла былинная борьба. Так вышло, камни привозил я из тех мест, которые наполняли особым чувством полноты жизни и свободы. Когда хочется касаться именно земли, и вспоминать о ней, ничто рукотворное не подходит. Так, привез когда-то целую груду с Байкала, когда ходил в школе в свой первый большой поход, и решил поступать на истфак. Что-что, а в Оренбуржье бы я иначе не побывал.

Эти духи мы купили в маленьком магазине при мечети в Оренбурге. Я ещё долго ходила и думала, стоит ли их покупать. Первый раз, когда увидела, не стала брать, подумала, что не нужны они мне и пользоваться ими я точно не буду. Мы ушли из магазина, а мысль о покупке этих духов никак не хотела уходить из моей головы. Я сразу обратила внимание на обе эти баночки. У одной очень понравился запах: такой сладковато-свежий и очень нежный, девичий.

Вторые духи как у мамы были в моем детстве. J'adore. Их запах мне совсем не нравится, но в нём ощущение. Ощущение детства, понимаете? Я решила, что обязательно их куплю для мамы, может они до сих пор ей нравятся. (Оказалось, что уже нет). А другими духами я постоянно пользовалась в экспедиции. В жару всегда запахи распространяются сильнее, зачастую не самые приятные, а я кисть поднесу к носу, понюхаю и мне легче. Духи кончились уже давно, а я иногда открываю баночку, вдыхаю оставшийся аромат и будто снова в Оренбуржье.

Перышки собирала Дина, выискивала, вглядывалась. Они мягче и легче степного ковыля, кажется взлетят вот-вот, ковыль же цепляется к одежде, к ногам острыми кончиками, колкий и шершавый. Искали вместе в небе местных птиц, что-то, что наконец окажется точкой притяжения для взгляда, а иначе — только край земли, линия между степью и небом. Даже не помню, видели ли хоть одну, ту, что возможно потеряла перо, но искали настойчиво. Только помню ожидание — вдруг найдется эта точка, мячик, вспрыгнувший, оторвавшийся от.

Наверное, одно из перышек нашлось возле памятника летчику-космонавту Комарову. Летчик-космонавт тоже посреди степи, вырывается в небо, обратно, и деревца, которые его окружают — тоже вертикаль, которой так не хватает. Действительно ли не хватает?

Дина глазастая, перышек набралось — полные карманы, вылетают оттуда, когда я пытаюсь достать крышечку от камеры, платок, мелочи разные. Вылетают, и планируют снова, опускаются на землю, говорю, что вернется птица, подберет потерянное.

и кулончик

и веточки